Карета-призрак: Английские рассказы о привидениях - Страница 28

Дело поначалу осложнилось главным образом тем, что после бесед с мистером Пэттеном гость совершенно прекратил свои визиты — и целый месяц не показывался, в результате чего кузины прониклись сознанием того, что повели себя крайне безрассудно и допустили самую вопиющую бестактность. О посетителе они не обмолвились и словом, это верно, однако вплотную приблизились к опасной черте, а главное — слишком уж опрометчиво вытащили на дневной свет прикровенное былое, явили миру давным-давно погребенные горести и язвы. Иногда кузины пускались вдруг блуждать по дому, причем обе предпочитали совершать обход поодиночке, когда одна, по предположению другой, отсутствовала или была чем-то занята; бесшумная тень подолгу задерживалась у дверных проемов, пряталась по углам, медлила в коридорах, припадала к стенам; случались и нежданные столкновения: одна из кузин испуганно вздрагивала, а другая должна была ее успокаивать. О посетителе почти не говорилось, однако мисс Эми как нельзя лучше знала, какого мнения придерживается мисс Сьюзен, — и наоборот; тем более взгляды их на этот счет расходились самым недвусмысленным образом. Чувство потери обе, впрочем, разделяли вполне: неделя тянулась за неделей, а гость так и не появлялся — словно в наказание кузинам за то, что они святотатственно разворошили подернутую сизым пеплом золу в неведомо когда погасшем очаге. Им вдруг со всей очевидностью сделалось понятно: обуревавшая обеих странная и, быть может, смехотворная одержимость прочно удерживает их в плену; они не в состоянии ни к чему приложить руки и обречены на неприкаянное бездействие, пока их открытию не явится новое подтверждение. Чем одарит их Катберт Фраш — преподнесет неприятности или осыплет благодеяниями — загадка, но на данный момент кузины совершенно утратили всякий вкус к жизни. Они сами теперь обратились в призрачных, не знавших покоя скиталиц…

И вот однажды, без какого бы то ни было ощутимого предвестия, ситуация разом переменилась — переменилась внезапно, точно в тишайший пруд швырнули камень. О том, что чаемое событие все-таки произошло, неоспоримо свидетельствовала бледность, заливавшая щеки мисс Сьюзен.

До окончания завтрака мисс Сьюзен сохраняла безмолвие; вернее, мисс Эми не торопила ее с рассказом, хотя по выражению лица кузины, тщательно подавлявшей душевное волнение, могла предположить, в соответствии с узаконенными ими правилами игры, что это только прелюдия к готовившемуся сюрпризу. На самом же деле младшая из кузин, запивая тост чаем, следила за старшей довольно ревниво, едва ли не впервые заподозрив в ней склонность к скрытности и, не исключено, даже попытку утаить случившееся. А случилось то, что уже случалось раньше: ночью вновь явил себя призрак повешенного родича. Тем не менее мисс Эми сумела ознакомиться с подробностями инцидента только в гостиной, куда кузины переместились по завершении завтрака.

— Я сидела в глубоком кресле, у кровати, и взялась было… — Мисс Сьюзен замялась, однако мисс Эми должна была знать всю подноготную, — …взялась было расшнуровывать правый ботинок. Ничего не подозревая, я уже успела наполовину раздеться и завернулась в халат. Потом случайно взглянула в сторону — и вдруг вижу: он там… Там он так и просидел до конца.

— Где?

— В старом кресле с высокой спинкой — ну том самом, что обито ситцем в цветочек, оно стоит у камина.

— И он оставался в нем всю ночь? А ты была в халате? — потрясенно осведомилась мисс Эми, словно не могла поверить собственным ушам. — Почему же ты мигом не забралась в постель?

— В постель? Когда в комнате был мужчина? — изумленно вопросила мисс Сьюзен, а потом с гордостью добавила: — А все же я его не спугнула!

— Потому что вся окоченела от страха?

— Ну разве что чуточку… Ночь прошла без сна, я даже ни на секундочку не задремала. Глаза у меня слипались, но, стоило только их приоткрыть, — он по-прежнему сидел напротив, не меняя позы. Пришлось изо всех сил отгонять сон, прободрствовать до самого утра.

— И досталось же тебе, бедняжке! Ты, поди, с ног валишься от недосыпа.

Мисс Сьюзен в изнеможении подняла глаза к зеркалу:

— Ох, я и вправду выгляжу настоящим страшилищем!

— Да уж, что есть, то есть, — вынуждена была признать добросовестная мисс Эми. Она тоже устремила взор в зеркало и задумчиво проговорила с некоторой сухостью в голосе: — Ну, если дела обстоят таким образом…

Тон мисс Эми, самый решительный, выражал совместную готовность кузин дать суровый отпор новым вылазкам, буде таковые воспоследуют… Но почему, не раз позднее спрашивала она себя, почему неугомонившийся дух истлевшего искателя приключений счел более уместным апеллировать не к кому-нибудь, а к Сьюзен — к ее беспомощной, полной всяческих странностей и причуд, слабохарактерной, безвольной кузине? К ней, и только к ней — к мисс Эми, — настойчиво твердила сама себе младшая из кузин, скитающаяся тень представителя их древнего рода обязана была адресоваться с безграничным доверием. Еще более склоняло ее к этому убеждению то обстоятельство, что Сьюзен, ввиду оказанного ей предпочтения, прониклась смехотворным тщеславием, нелепым самодовольством. Мисс Сьюзен разработала собственную теорию относительно того, что́ именно подобает в их фантастическом затруднении, по ее словам, «предпринять», однако мисс Эми с того памятного утра положила за правило, не без легкой мстительности, обходить жгучий вопрос полнейшим молчанием. Бедняжка Сьюзен после бессонной ночи приобрела склонность к загадочной сдержанности, замкнулась в себе, а раз так, то и заводить разговор стало незачем. Мисс Эми, впрочем, населяла нескончаемую паузу воображаемыми картинами тайных сношений кузины с призрачным гостем. Внешне мисс Сьюзен не выказывала, правда, ничего экстраординарного, но сама эта ровность поведения явно проистекала из скрытого чувства ликования, укреплявшего ее волю и возвышавшего над будничной рутиной. Время между тем неумолимо шло, не принося Эми Фраш ни малейшей отрады. Все трепетные переживания присвоила себе, как ей чудилось, ее кузина, более того, Эми начала склоняться к мнению о ней как о черствой эгоистке и отчасти даже как о беззастенчивой втируше, что было бы поистине смешно, если бы положение мисс Эми не вызывало неподдельной жалости. Во взаимоотношениях кузин по-прежнему царила безукоризненная вежливость, однако от былой доверительности не осталось и следа: ее вытеснили натянутая церемонность и демонстративная предупредительность. Мисс Сьюзен сохраняла непроницаемо-отрешенный вид, что, к несчастью, только подчеркивало ее превосходство и лишний раз намекало на двуличие ее натуры. Она прикидывалась, будто и понятия не имеет о тревогах мисс Эми, но пристрастный взор вполне мог усмотреть в подобном невозмутимом спокойствии высокомерное порицание посягательств на установившуюся монополию. Необычайная, просто феноменальная крепость нервов мисс Сьюзен тоже представлялась труднообъяснимой: быть может, немощная престарелая женщина сумела закалить себя только потому, что ужасные потрясения, повторяясь довольно часто, вошли у нее в привычку? Мисс Эми не уставала ломать голову над следующим предположением, таившим в себе множество всевозможнейших домыслов: если первое бодрствование всю ночь напролет не нанесло здоровью Сьюзен непоправимого удара, а позднейшие свидания не сказываются сколько-нибудь заметным отрицательным образом на ее самочувствии, то, значит, эту келейную связь совсем нетрудно поддерживать постоянно и регулярно — как, скажем, тайное знакомство или конфиденциальную переписку? Мисс Эми сама была до глубины души потрясена своими гипотетическими догадками: чем же это не интрига, да еще куда как недостойная?! И подумать только, кто ее затеял — Сьюзен! Зрелище того, как двое провели наедине долгие ночные часы, сидя в креслах друг против друга, преследовало мисс Эми неотступно — и болезненно бередило ее воображение. Сцена эта, прямо сказать, поражала гротескностью, однако заключалось в ней и нечто сурово-величественное. Мисс Эми воспринимала ситуацию двояко, но так оно повелось с самого начала. А хватит ли лично ей, мисс Эми, мужества с честью выдержать возможное испытание? Она без устали задавала себе кучу разных вопросов, пока не пришла в полное изнемо